Государственный совет и Указ 9 ноября 1906 года


        
Введение

При всем внимании к столыпинской аграрной реформе важный момент её истории — обсуждение указа 9 ноября 1906 г. в Государственном совете — остаётся малоизученным.

Между тем обращение к документам, касающимся обсуждения в Госсовете, позволяет скорректировать представления о борьбе вокруг реформы. В верхней палате Указ 9 ноября 1906 года встретил упорное сопротивление правой группы, в основе которого лежали узкосословные интересы поместного дворянства и выводы, сделанные им из опыта 1905 – 1906 гг. Это обстоятельство ставит под сомнение представление о правых как сторонниках и даже инициаторах новой аграрной политики. Последняя была продиктована, как это следует из анализа мотивов её защитников в Государственном совете, достаточно широко понятыми потребностями экономического, социального и политического развития империи, её международного положения.

Госсовет и создание Особой комиссии

В Госсовете Указ 9 ноября рассматривался с 17 октября 1909 г. по 30 апреля 1910 г. К этому времени многое переменилось по сравнению с осенью 1906 г. Указ был одобрен и существенно дополнен Думой. Изменилось его объективное значение: из обещания он стал стержнем целой программы, "осью" внутренней политики.

Иной стала ситуация вокруг Указа. В 1906 г. препятствие реформе виделось слева, и правительство, проводя её по ст. 87, стремилось предрешить вопрос, чтобы не быть связанным Думой.

Теперь главная опасность исходила справа. В то время для правой части складывавшегося контрреволюционного блока идея свободного выхода из общины в целях насаждения личной собственности крестьян на землю сама по себе никакой ценности не представляла. За неё ухватились как за единственную антитезу принудительному отчуждению частновладельческой земли, ошибочно полагая, что развитие мелкой крестьянской собственности на землю и формирование класса крестьян собственников пойдет исключительно за счет общины и не затронет помещичье землевладение.

С наступлением "успокоения" переход самодержавия к новой аграрной политике терял для правой части блока всякий смысл. Правыми осознаются её буржуазная суть, её органическая связь с "новым строем" и политическими реформами Столыпина, её неизбежные социально-политические последствия, поэтому Указ 9 ноября воспринимается уже как "первый удар лома в фундамент народной жизни". Правая оппозиция Столыпину активизируется, заметно упрочивая позиции при дворе и в Госсовете, что вызывает опасения у сторонников Указа 9 ноября.

Однако необратимость начатого Указом процесса земельного переустройства всё более становилась очевидной. "Когда такой закон продержится полгода, — писал Витте, — и в соответствии с ним начнется переделка землеустройства, то ясно, что после этого идти в обратном направлении почти невозможно". То, что осенью 1906 г. было предпринято для защиты от левых, теперь оказалось непреодолимым препятствием для правых. Их сдерживала и позиция царя, заявившего на церемонии представления ему членов III Думы: "Из всех законопроектов, внесённых по моим указаниям в Думу, я считаю наиболее важным законопроект об улучшении земельного устройства крестьян".

Всё это обусловило особую напряженность прохождения законопроекта в Госсовете. Сторонники его не упускали случая подчеркнуть фактическую невозможность не только отмены Указа 9 ноября, но и хотя бы сколько-нибудь серьёзной его корректировки. Правые тоже хорошо сознавали это.

Авторитетнейший в их среде знаток крестьянского вопроса И. Л. Горемыкин писал кн. Трубецкому 28 декабря 1909 г.: "Этот закон действует в продолжение 3 лет, и в силу этого закона успели устроить своё землевладение сотни тысяч крестьян. Существенно изменить его уже поздно. Это внесло бы опасную неустойчивость и путаницу во все дело крестьянского землеустройства... теперь нельзя не принять его в законодательном порядке: снявши голову, по волосам не плачут". В заключение он советовал попытаться "освободить" его от прибавления Думы, но вместе с тем предупреждал: "Если эта попытка не удастся, и Государственная Дума останется при своем мнении, то делать нечего, надо принимать её проект".

Одобрение Указа Госсоветом оказывалось, таким образом, предопределённым. Его противникам оставалось, по словам Р. Д. Самарина, "считаясь с ним как уже с неизбежным злом, думать о том, нельзя ли каким-нибудь способом, если не совершенно предотвратить, то хотя бы до некоторой степени ослабить вредные последствия означенного закона".

Из Думы в Госсовет законопроект поступил 8 мая 1909 г., но до конца четвёртой сессии так и не был поставлен на обсуждение. В начале пятой сессии, 17 октября, общее собрание Госсовета единогласно постановило передать его в Особую комиссию (ОК) из 30 членов. 20 октября эта Комиссия была образована. Председателем её был избран лидер "центра" кн. П. Н. Трубецкой. В работе ОК приняли участие представители ведомств и члены Госсовета, выразившие желание участвовать в заседаниях. К обсуждению отдельных вопросов привлекались видные члены Думы, учёные, специалисты. Работа ОК была организована на основе программы занятий, составленной по предложению председателя и единогласно принятой ОК.

Обсуждение первого отдела программы было долгим и напряжённым. И хотя оно завершилось единогласным решением перейти к обсуждению законопроекта, в комиссии обнаружились расхождения принципиального свойства. Противником не только думского законопроекта, но и Указа 9 ноября заявил себя Я. Д.

Ушаков, который идеализировал общину, видя в ней основу порядка и справедливости. Он не только отказывался связывать с общиной упадок сельскохозяйственной культуры и обнищание крестьянства, как это делали защитники Указа, но и утверждал, что "об обнищании России вообще говорить не приходится". Указ 9 ноября, по мнению Ушакова, разрушая общину, потрясает основы народного быта, разоряет народ, утверждает несправедливость, порождает обиду, вражду в семьях, увеличивает число преступлений, ибо идея хутора есть идея обособленности, здесь господствует принцип "человек человеку волк".

Считая крестьянское общество юридическим лицом, Ушаков подводил общинную собственность, подобно дворянской, под ст. 420 Х тома Свода законов; поэтому укрепление общинной земли в личную собственность воспринималось им как экспроприация земли у одного собственника в пользу других. Наконец, Ушаков опасался, что возможность залога и отчуждения укреплённых в личную собственность надельных земель поведёт к уменьшению земельного фонда крестьянства и массовому накоплению "безземельного пролетариата".

Другой правый член комиссии, В. А. Бутлеров, сформулировал прямо противоположный взгляд: "Если ставить вопрос об отклонении законопроекта, то лишь с точки зрения его недостаточности для уничтожения общинного строя". Он находил предпринятую реформу целесообразной, но недостаточно последовательной и решительной, а ход её — медленным: если за три первых года укрепился 1 млн. домохозяев из 9200 тыс., то "вся реформа осуществится через 27 лет. Где же тут быстрота?"

Основная часть правых членов ОК, отвергая законопроект Думы, пыталась "обезвредить" и собственно Указ. О главном, что определяло неприятие ими Указа, правые умалчивали. Свою позицию они мотивировали интересами государства, большинства крестьянского населения и правительства. Думские дополнения к Указу, по их словам, "совершенно недопустимы", так как содержат "элемент законодательной принудительности", предусматривают ломку общины и могут "вызвать пассивное сопротивление", и в то же время не будут "иметь никакого практического значения в смысле приближения к идеалу, к главной цели принимаемых мер — к хуторскому или отрубному владению". Указ 9 ноября не только не отвергался, но было отмечено его "крупное государственное значение". Он признавался "своевременной и необходимой" мерой, оправдывалось применение в этом случае ст. 87, и даже высказывалась надежда, что осуществлённый в жизни, он создаст тот тип мелкого собственника, который, "естественно, окажется полезным и дельным сотрудником в общем государственном строительстве".

Вместе с тем правые пытались сузить задачи Указа в соответствии со своими интересами. Считая общину переходной стадией, имеющей "известные недостатки", и признавая, что общинное и подворное хозяйство — "плохая среда для развития сельского хозяйства", они настойчиво проводили мысль о необходимости "осторожного" отношения к общине, утверждая, что общинный строй соответствует правосознанию значительной части крестьянства и гарантирует "от образования пролетариата и развития нищеты". В связи с этим подчёркивалось "достоинство" Указа 9 ноября, который "не ставит вопрос ребром, не ломает общины, а делает попытку согласовать различные формы землевладения, открывает простор личному почину". Было оспорено утверждение о связи общины как с "аграрными беспорядками", так и с общей отсталостью сельского хозяйства империи. Все конкретные поправки с целью "обезвреживания" Указа 9 ноября шли в русле общей задачи затормозить процесс ликвидации общины.

Более решительную позицию (общину не трогать, а хутора и интенсивное хозяйство насаждать на землях, находящихся в распоряжении Крестьянского банка) занял член правой группы Госсовета гр. Д. А. Олсуфьев, принимавший участие в работе ОК в качестве приглашённого. Его пугал "быстрый темп, которым пошло земельное дело", когда "понятия крестьян спутаны" (среди них "господствует настроение, совершенно устраняющее заботу о завтрашнем дне"). Законопроект, по мнению графа, вводил "земельный ажиотаж".

На отношении к законопроекту левой группы не могло не сказаться то, что позитивная работа над ним в духе партийной программы была невозможна из-за незначительного удельного её веса в Госсовете. Приоритетной для левых была так называемая "реформа общегражданского характера"; аграрная же реформа Столыпина лишь отодвигала её, делая всё более проблематичной. Поэтому реакция левых членов ОК была негативной.

Думское дополнение они отвергали, не видя "органической связи" его с Указом и не принимая "принудительного порядка перехода" к личному землевладению. Что касается собственно Указа 9 ноября, то левые, не возражая против "желательности и даже необходимости урегулировать вопрос о выходе из общины отдельных её членов группами или даже в одиночку", подвергли его резкой критике. Главный недостаток Указа в том, что он не выдерживает начала беспристрастного отношения: перетягивая "весы в пользу подворного владения", он тем самым ведёт к разложению общинного землевладения, между тем как "крестьянским обществам должен быть обеспечен свободный переход к тому или иному виду землевладения".

Указ представлялся левым несправедливым: "интересы населения, владеющего землёй на общинном праве, приносят в жертву выгодам переходящих к личному владению". Отсюда опасения, что Указ "грозит не только не устранить" неустойчивость земельных отношений, но "даже усилить её ко вреду земледелия". Левые не разделяли надежд на Указ, в его последствиях они усматривали немало сомнительного и опасного.

Признавая, что община не представляет собой совершенную форму землевладения и, "несомненно, со временем уступит место другим формам", они категорически были против её "ломки".

"Нужно действовать осторожно, — говорил А. А. Мануйлов, — на почве реформ и не отрывать народ от исторических реформ. Правительство имеет земельный фонд и может устроить внутреннюю колонизацию, не толкая общину в пропасть". М. М. Ковалевский утверждал, что нельзя связывать с общиной "все неурядицы, происходившие на русской земле", причины нашей отсталости "не в общине".

Успешное претворение Указа 9 ноября, так подчеркиваемое его защитниками, левые ставили под сомнение: "Настроение выделившихся крестьян далеко не всюду восторженное. К выделу обыкновенно побуждают не соображения неудобства общинного землевладения, а иные, как то: неприятности с миром, мысль заняться промышленностью, а главное, какая-то неразумная идея, что если не выделиться, то землю отнимут". Ссылаясь на "печальный опыт англичан в Индии", на законодательную практику и науку Запада, левые члены ОК призывали "соблюдать в данном деле большую осторожность".
Таким образом, в стремлении не допустить ускоренного разрушения общины в ОК сложилась внушительная коалиция из 9 правых её членов, 3 левых и 1 из "центра".

Большинство ОК (14 членов "центра" и правые В. И. Карпов и С. С. Стромилов) признало "правильным допустить переход от общинного землевладения к личной собственности на трёх главных основаниях, какие указаны в законопроекте, одобренном Государственной Думой". Важнейшую свою задачу сторонники реформы видели в обосновании собственно Указа 9 ноября. Подчёркивалась его предопределенность реформой 1861 г.: хотя сохранялись сложившиеся в дореформенный период порядки землепользования у крестьян, "однако уже и тогда предусматривалась возможность выхода отдельных крестьян из общины и выдела в частную собственность причитающихся им участков". После отмены выкупных платежей "не может быть отказано в осуществлении того права, которое было предоставлено" крестьянам ещё в 1861 г. Однако определить долю участия каждого в выкупе земли оказалось практически невозможно из-за несовершенного счетоводства по внесенным платежам, неисправного содержания волостных архивов, частных пределов. Возникла необходимость определить законные способы осуществления этого права, что и было сделано Указом 9 ноября.

Полемика по Указу 9 ноября 1906 года
Отношение большинства ОК к думскому дополнению

Большинство членов ОК в качестве доказательства жизненности Указа отмечали результаты трехлетнего его претворения в жизнь, впечатляющую картину которых им нарисовал товарищ министра внутренних дел А. Л. Лыкошин, выступивший при обсуждении I отдела программы ОК 6 раз. "Осмотр хуторов, — подтверждал Ермолов, — производит самое благоприятное впечатление".

Что касается думского дополнения к Указу 9 ноября, то большинство ОК нашло его вполне приемлемым. "Со стороны юридической" оно не усмотрело препятствий ни к сохранению общины, ни к постепенному переходу от неё к другим формам землевладения, ни к немедленному её упразднению. Однако большинство ОК приняло во внимание степень подготовленности крестьян и пришло к заключению, что в обществах, где общие переделы продолжают периодически совершаться, следует предоставить отдельным домохозяевам "право укреплять по их желанию в личную собственность состоящие в их пользовании участки земли и выделять их к одним местам" (обязательный переход в таких обществах, противореча обычаям и понятиям крестьян, вызвал бы на практике "нежелательное замешательство и затруднения в хозяйственной жизни" селений). Там, где общих переделов не было ни разу, обязательный переход к подворному владению отвечает правосознанию крестьян, и такую меру нельзя назвать насильственною, так как она "в существе ничего не меняет, а лишь узаконивает естественно сложившуюся и просуществовавшую почти 50 лет форму владения". В обществах, где переделов не было последние 24 года, обязательный переход "имеет не менее твердое основание, так как вполне естественно заключить, что общины эти, выяснив на опыте вред и неудобство общих переделов, отказались от них".

С точки зрения экономической, дополнение Думы представлялось большинству ОК в высшей степени необходимым, поскольку в России земледелие — главный источник материального благосостояния народа. Между тем сельское хозяйство "далеко отстало" от западноевропейского и не в состоянии удовлетворять потребностям страны "даже в той мере, как прежде, до 50-х годов ХIХ столетия". Налицо "хроническое недоедание", следствием чего является физическое вырождение населения, удостоверенное освидетельствованием новобранцев в последние десятилетия.

Большинство ОК приходило к выводу, что "одною из главнейших причин неудовлетворительности нашего сельского хозяйства, несомненно, служит общинное землевладение", ибо основные черты последнего — переделы, принудительный севооборот, общий выпас скота и др. — убивают "всякие побуждения к улучшению своего участка" и препятствуют введению "Усовершенствованных способов хозяйства". Естественным следствием неудовлетворительных приемов обработки земли является ее иссушение, развитие сорных трав, размножение вредителей и т. п.

В ходе прений члены большинства ОК привели многочисленные доказательства "вредного влияния общинного землевладения на хозяйственное благосостояние крестьян". Вследствие этого, заключало большинство ОК, "государство не может относиться безразлично к вопросу о форме крестьянского землевладения, связанной с успехами сельского хозяйства, но, наоборот, обязано принимать меры к установлению более совершенных видов этого землевладения, наблюдая лишь, чтобы ничьи частные права не были при этом нарушены, чтобы сознание среды, в которой меры эти должны проводиться в жизнь, было достаточно к тому подготовлено".

Думское дополнение к Указу большинству ОК представлялось приемлемым и с точки зрения социально-политической. Община, напоминали они оппонентам, "долгое время считалась у нас оплотом против образования безземельного пролетариата и распространения среди низших слоев населения разрушительных политических учений".

В настоящее время, говорилось далее, "не представляется возможным утверждать, что община страхует от нищеты и предупреждает от образования пролетариата", ибо рост населения резко обострил малоземелье, в условиях которого "труд на наделенной земле уже не в состоянии прокормить всех участников пользования ею". А право на землю "держит общинников в деревне". Достаток сельского населения значительно понизился в последние десятилетия, а многие крестьяне, оставшиеся в общине, терпят "большую нужду и менее обеспечены, чем лица, обратившиеся к фабричному труду или городским промыслам". Между тем трехлетний опыт применения Указа 9 ноября вполне отчетливо наметил облегчение ситуации.

Часть крестьян, отрываясь от земли, без ущерба для сельского хозяйства уходила в обрабатывающую промышленность; другая часть крестьян, утративших землю, но еще "тяготеющих к земледельческому труду", служила материалом для правильно организованного переселения; третья часть крестьян, потерявших землю, искала заработок на местах в качестве сельскохозяйственных рабочих.

Выяснилось также, что община "не воспитывает ни чувства уважения к праву собственности, ни подчинения необходимому в государственной жизни порядку, а представляет благодарную почву для распространения самых крайних социальных взглядов". Законопроект же создает возможность образования значительного класса мелких земельных собственников, крепких хозяев, "ведущих за свой страх собственное хозяйство и стремящихся ограждать плоды своих трудов", что обеспечит в будущем "устойчивость гражданской жизни и всего государственного порядка".

Таковы мотивы, по которым большинство ОК считало необходимым сделать "все возможное, чтобы закон послужил к скорейшему уничтожению общины и проведению начал личного землевладения".

Итоги работы особой комиссии

Многим в ОК ограничения думского проекта казались недостаточными: они опасались распродажи крестьянами своих земель и перехода последних в руки представителей других сословий. Отчасти тут сказался традиционный дворянский взгляд на крестьян.

"Следует оберегать крестьян так же, как детей, от всего опасного", — полагал Стишинский. Кого-то пугали прецеденты. В Галиции, например, в условиях полной свободы отчуждения крестьянских участков за короткий срок (с 1870 по 1880 гг.) 400 тыс. крестьянских участков были проданы лицам других сословий. Но главное, что стояло за этой заботой о крестьянах, было стремление "обезвредить" Указ 9 ноября. "Все поправки, — справедливо заметил Н. П. Балашев, — в корне изменяют Указ 9 ноября, клонятся к уменьшению личных прав, дарованных законом".

Большинство ОК согласилось с думской редакцией ст. 35 и отклонило все поправки к ней, исходя при этом из того, что, во-первых, крестьяне "крепко сидят на земле"; во-вторых, предоставление обществу права преимущественной покупки противоречит основной цели закона и неизбежно стеснит домохозяина при продаже; в-третьих, Крестьянский банк, куда возможен залог, находится под контролем правительства.

Дума и ОК разошлись лишь в вопросах о доплате за излишки укрепляемой земли, о правах на недра укрепляемых участков и о том, кто в спорных случаях определяет домохозяина. По другим статьям большинство ОК, отклонив поправки противников законопроекта, согласилось с Думой.

Два докладчика (М. В. Красовский — по всему законопроекту, Стишинский — по отделам, не вызвавшим разногласия) должны были доложить общему собранию Госсовета итоги работы ОК: особое мнение Ушакова, отвергавшего и самую необходимость, и полезность дальнейшего действия Указа 9 ноября; особое мнение трех левых членов ОК, предлагавших отклонить думское дополнение (статьи 1 – 8 законопроекта) и рассчитывавших "улучшить поправками" ту часть законопроекта, что воспроизводила Указ 9 ноября; мнение меньшинства ОК (8 правых и Гевлич высказались за исключение статей 1 – 8; они же, без Наумова, полагали необходимым существенно ограничить право отчуждения) и мнение большинства ОК, одобрившего законопроект Думы "в главных его очертаниях".

Рассмотрение Указа в Госсовете
Столыпин и его позиция в Госсовете

Общее собрание рассматривало законопроект с 15 марта по 30 апреля 1910 г. К этому времени в Госсовете сложилось примерное равенство сил сторонников его и противников. Обусловленная этим напряженность обсуждения усиливалась, по-видимому, ещё и правой интригой против Столыпина.

Два дня заняла общая дискуссия, в итоге которой решено было перейти к рассмотрению статей. В ходе её обнаружились противостояние по линии правительство – правая группа и блокирование левой группы с правыми. В первый день обсуждения сразу же после докладов ОК выступил глава правительства. Заметив, что предыдущие ораторы освободили его от обязанности разъяснять существо и значение Указа 9 ноября, а в Думе, ОК Госсовета, учёных обществах и прессе по поводу его "сказано уже всё", Столыпин сосредоточился на принципиальной стороне вопроса. Он обратил внимание общего собрания на обстоятельство, недостаточно, по его мнению, "учитываемое, а может быть, и нарочито замалчиваемое: горячий отклик населения на Указ 9 ноября, эта пробудившаяся энергия, сила, порыв, это то бурное чувство, с которым почти одна шестая часть домохозяев общинников перешла уже к личному землевладению".

Обратившись далее ко времени и обстоятельствам издания указа, Столыпин подчеркнул глубокую его обусловленность нуждами социально-экономического развития общества. "Ведь это было довольно смутное время, — напомнил он, — свобода насилия, когда насилие это иные считали возможным уничтожить насилием же, принудительным отчуждением владельческих земель". Изданный в этих условиях Указ был актом "политической растерянности слабого правительства, которое зря сразу разбросало весь свой балласт: земли удельные, общинный строй — всё в жертву гидре революции".

С точки зрения Столыпина, всё обстояло иначе. Указ явился результатом "продуманного, принципиального" отношения к тому, что происходило в то время в России; это было лечение, в основе которого — точный диагноз. Указом закладывался "фундамент, основание нового социально-экономического крестьянского строя".

В думском дополнении к указу Столыпин не увидел ничего, кроме желания ускорить переход к личной собственности, и возразил лишь против признания участконаследственными тех обществ, в которых не было общих переделов за последние 24 года, полагая, что из-за технической сложности операции "дело не ускорилось бы, а, напротив, затормозилось бы".

Позиции членов собрания Госсовета

Правые приняли условия спора и изложили свое понимание принципиальной стороны проблемы. Олсуфьев, попытавшись связать "общей мыслью" поправки меньшинства ОК, выразил неприятие новой аграрной политики в целом. Его приводили в "смущение" непоследовательность и противоречивость правительства в аграрном вопросе: "Теперь нам говорят, что через семь-восемь трехлетий общины не будет, а тогда (в манифесте 26 февраля 1903 г.) говорили о ее незыблемости. Так где же правда"?

Под сомнение было поставлено и утверждение Столыпина, что Указ подтверждается жизнью. Выход из общины и закрепление обусловлены вовсе не осознанным интересом, тут "влияет известная смута, господствующая у крестьян в настоящее время, и разные агитации". В деревне "по отношению к этому закону энтузиазма ни у кого нет, а есть какое-то недоумение", характер собственности на закрепляемую землю "просто идет в разрез с общим крестьянским правосознанием". На местах идет "не созидательный процесс хуторского хозяйства и личной собственности, а происходит успешный процесс разрушения общины". Поэтому "подвести крестьян под общее состояние всех других людей в России во имя общей уравнительной и какой-то псевдоосвободительной доктрины никоим образом нельзя".

"Коррективы" правых выглядели так: думское дополнение к Указу исключить, а оставленную часть исправить в духе Манифеста 26 февраля 1903 г., т. е. обеспечить выход из общины отдельным домохозяевам, "но при непременном условии сохранения самой общины".

Позицию левой группы в общем собрании изложил Мануйлов.
Позитивная часть выступлений левых членов Госсовета, как и в ОК, была лаконичной и неконкретной. Они предпочитали критику. Обвиняя правительство в "разрухе общины", Ковалевский приводил пугающие цифры: 48 % надельной земли "с сегодняшнего на завтрашний день" могут оказаться в частной собственности домохозяев. "Господа! — восклицал он. — Большей земельной революции мир еще не знал". И тут же утверждал: "Закон даже не создает того, что называют личной, свободной, никем не стесняемой, а потому привлекающей, собственностью". Этим он вызвал язвительные реплики Красовского: "Где же грандиозность перемены? Где беспримерная революция в аграрных отношениях, о которой профессор М. М. Ковалевский говорил в первой части своей речи?"
Чуть позже, в заседании 19 марта, Ковалевский сформулировал программу группы, которая сводилась к проведению в жизнь правила, которое англичане выражают словами "прочь руки". "Предоставьте самим заинтересованным... решать — выйти ли им в составе мира", — говорил Ковалевский. Такая позиция левой группы заслужила высокую оценку правых.

Аргументация сторонников Указа в ходе дискуссии в общем собрании была существенно усилена. Член "центра" Калачев в подтверждение жизненности Указа привел справку: в губерниях северного промышленного района "большинство земств уже ассигновали средства на содействие правильной постановке отрубных крестьянских хозяйств, признав целесообразность закона".

Острая дискуссия в общем собрании развернулась вокруг думского дополнения к Указу 9 ноября. Противники, как и в ОК, находили думское дополнение "бесполезным" и "вредным".

Юридическая конструкция его представлялась им несостоятельной.
Признавая бедственное положение крестьянства, они не считали общину его причиной и вообще полагали, что "центр тяжести аграрной политики лежит не в вопросе о формах землевладения, а в вопросе о способах содействия агрикультурному процессу". Правительству советовали не спешить, ибо и так процесс выдела в хутора и отруба сильно отстает от процесса укрепления.
Было и более откровенное заявление о желании сохранить то, что намеревались упразднить. При этом пугали пролетаризацией и неизбежной классовой борьбой, "которая может повести к диктатуре большинства крестьянских рабочих".

Сторонники сделали акцент на несомненной, на их взгляд, выгоде от Указа для массы сельского населения. Этой мерой внедряется в огромную массу крестьянства "спасительное понятие о собственности". Спасительное в психологическом отношении: крестьянин, становясь собственником, приобретает "твердое сознание незыблемости права на свою землю", сознание своей прочности на земле, сознание своего дела, у него формируется "уважение к чужой собственности". Этим закладывается возможность перехода крестьянства "из прежнего архаического порядка коллективизма и бесправия" к свободной гражданской жизни. У крестьянина устанавливается "любовная связь" с землей, последняя становится благом, достоянием, которым следует дорожить для себя и потомков, а сам крестьянин становится хозяином, а не временным пользователем-хищником. Будет сокращаться чересполосица, так как у подворников сильнее стремление к разверстанию, и они лучше и быстрее с этим справляются; личный интерес станет "движущей силой" народного прогресса.
Таким образом, по мнению сторонников думского дополнения, ускоренное и насильственное уничтожение общины было необходимо, учитывая современное положение России и нужды ее будущего развития.

Дискуссия длилась четыре дня, но исход ее оставался неясен. Определенно повлияло на решение общего собрания настроение в Думе. 22 марта 103 голосами против 75 из состава ст. 1 было исключено упоминание о тех обществах, в которых не было переделов в течении 24 лет. Часть ст. 1, где речь шла об обществах, в которых не было общих переделов со времени наделения землей, была принята 90 голосами против 88.

Заключение

Борьбу за "обезвреживание" Указа 9 ноября правые проиграли. Наиболее импульсивные из них пытались продолжать её за стенами Мариинского дворца. И. Гофштеттер призывал добиться издания именного указа "о приостановлении действия столь опасного по своему влиянию явно разрушительного закона". Епископ Гермоген пытался воздействовать через Распутина.

Другие, более трезвомыслящие, понимали невозможность попятного движения. Глубокое чувство безысходности охватывало правых оппонентов Столыпина: за переходом крестьян к личной собственности на землю маячило предоставление им экономического и политического равноправия, а в итоге — появление новой демократической силы как основного элемента общественной и политической жизни страны. Представителям правого лагеря оставалось только тормозить по мере сил реализацию реформы и мешать правительству использовать её в политических целях.